Сокровенные мысли, которыми мы тешим себя. Не всегда понятные окружающим с лёту, но всегда отражающие нашу душу. Могут быть на сексуальной почве, а могут и не.Тред будет здесь, потому что эта тематика обычно очень плодовита плюс специфична и быстро заёбывает /b/тардов, а дневникач тоже надо как-то развивать.
Капча ОТОМЕ
Я представляю, что я часовой, вместе с многими другими сторожу что-нибудь важное. Не то чтобы к нам постоянно кто-то лезет, но понятно, что залезть может, и охраняемая ценность — не пустяк. Я стою на краю большого зала, и вдруг из коридора выходит девушка. Коридор просматривается только мной, поэтому другие её не видят, хотя, откровенно говоря, они в целом невнимательны, на посту витают в облаках. Я настораживаюсь, хоть девушка и небольшая, и явно не очень сильная. И тут она вытягивает руку и длинными тонкими пальцами зовёт меня к себе в коридор. Я немного захожу в коридор, потому что не верю в опасность и всегда жажду женского внимания, но не слишком глубоко и соблюдая дистанцию с этой таинственной девушкой. Она улыбается, медленно делает шаг ко мне, протягивает руку к моему лицу. Оказывается, у неё в руке виноградина. Она подносит пальцы к моим губам, я разжимаю зубы, чтобы пропустить её. Она закладывает виноградину между моих коренных зубов и нажимает второй рукой на челюсть, не выпуская пальцев первой руки. Кисло-сладкий сок стекает мне в горло, я непроизвольно глотаю. Проконтролировав, как я раскусил виноградину, она вынимает пальцы из моего рта и проводит ими по моей шее, оставляя на ней мокрый след. Она отходит чуть вглубь коридора, нащупывает у себя в сумке гроздь винограда, отрывает ещё одну ягоду и показывает её мне. Я иду, уже завороженный игрой и похотью, и всё повторяется: в моём рту струится сок, а она держит меня за лицо, немного поглаживает под подбородком, за шейку, сочувственно говорит, что у нас тут тяжёлые условия службы. Дальше она отходит глубоко, туда, где коридор начинает изгибаться, и дразнит меня новый виноградиной. Я подхожу к ней, открыв рот, она обнимает меня и увлекает за угол. Она прижимает меня к стене, придавливает меня своим телом, пальцами мнёт виноградину под моими зубами, чтобы из неё вышло как можно больше сока, а когда он уже весь во рту, пальцами приятно потирает моё нёбо, большим пальцем снаружи слегка гладит мне губу, второй рукой обхватив шею под подбородком, и шепчет на ухо, чтобы я глотал, глотал, глотал. Я чувствую, что моим телом уже манипулирует её напарница, что мне на плечи набрасывают сетку, такую, которая сама спутывается при малейшем движении, но я не могу оторваться от игры и прекратить это. Когда виноград съеден, её подруга запечатывает мой рот сургучом, который я послушно пожёвываю, как будто бы непроизвольно пытаясь сбить оскомину от винограда, из-за чего мои зубы намертво связываются.Соблазнительница берёт меня под руки, подруга мягко подсекает мои ноги, и они кладут меня на пол в полусидячее положение. Подруга идёт дальше по коридору, а соблазнительница садится рядом со мной, уже спутанным, и окунает меня в свои мягкие объятия. Я кидаюсь в слёзы, понимая, что я провалился, за углом меня не видно ни одному сослуживцу, и что даже если эти могущественные женщины не отправят меня в вечный сон, даже если трибунал не расстреляет меня — я подвёл страну, да ещё так глупо. Моя соблазнительница успокаивает меня, растирает слёзы по моим щекам и промокает их своей кофтой, прижимая моё лицо к груди. Она говорит, что мне очень повезло, что её организация обнаружила во мне сильную похоть и склонность к подчинению женщине, а не то пришлось бы заколоть меня ножом или свернуть мне шею. Понимая, что ждёт моих сослуживцев, я окончательно проваливаюсь в пучину горевания вперемешку с утешением красивой, сильной женщиной.Капча МЯТМЕРО
Я еду в метро. В вагоне очень тесно. Внезапно откуда-то сбоку подлезает женское тело. Две маленькие руки ловко пробираются мне в штаны. Я чувствую, как эти руки крепко прижимают кожу мошонки к острому лезвию, и мне на ухо шепчут: не дёргайся и не кричи, мы скоро закончим. Я с ужасом понимаю, в какой безвыходной ситуации оказался: если бы меня пырнули в бок, это ещё можно было бы пережить, раны бы просто заросли, а вот если мне отрежут моё хозяйство, с нуля его потом не вырастишь, а то, что у меня есть, эта сумасшедшая унесёт с собой, и потом поди найди её в многомиллионном городе без камер и с плохой полицией. Я чуть не плачу, когда множество мелких ручонок её подельниц обыскивает меня, очищает мои карманы от бумажника, телефона, снимает кольцо с пальца, драгоценности с шеи. Находят даже потайные карманы, и угрозы той, кто держит нож, вынуждают меня рассказать, как их открыть. Одна из девушек даже проверяет ампулу моей прямой кишки, легко проскользнув туда рукой в перчатке и в глицерине.По моим щекам текут слёзы, когда всё, что у меня есть в промежности, облапывают чужие руки — при этом мой член уже давно и жёстко стоит. Наконец девушки исчезают в толпе, и последней уходит та, кто держала меня под контролем, на прощание погладив мой фаллос и назвав кобелём. У меня уже нет никаких сил пытаться схватить её за руку. Мне горько осознавать, что разбойницы, которые значительно младше меня, так ловко поймали меня и оставили без ничего, и я не смог даже позвать на помощь, хотя вокруг была толпа народу. Я думал, что со мной никто не сможет совладать, и не стесняясь выделялся из толпы, но эти девчонки нашли ко мне подход. Я выхожу из вагона, но в первую очередь иду не в полицию, а в грязный туалет метро — обливаться слезами и мастурбировать.
Ну и ещё из другого треда >>/b/13540 >>/b/13543
А знаешь, что было бы самым сладким? Если бы женщина спланировала всю мою жизнь так, чтобы я в любой момент был готов ей отдаться. Найти родителей, у которых явно получится ребёнок со склонностью к подчинению. Взломать устройства всех членов семьи, матери подкидывать «правильные» советы по воспитанию, маленькому мне — специально подобранные мультики и сказки, где зайчики слушаются лисичек, которые будут рассказывать девушки-ведущие, похожие лицом на женщину, которая всё это подстраивает. Создать правильный климат в школьном классе, опять же заливая моих одноклассников «правильным» контентом через интернет, а также отправляя в коллектив агентов влияния (например, специально обученную младшую сестрёнку). Спровоцировать ряд ключевых ситуаций, создать во мне нужные впечатления, нанести мне специфические травмы, которые я бы переработал, под чутким руководством всей окружающей среды выработав склонность к подчинению женщине. Навязать мне необходимость получить навыки, которые эта женщина считает нужными для юного любовника — в частности, в определённом возрасте запустить мою половую жизнь.Как только я достигаю возраста согласия, женщина маячит на горизонте и всеми средствами оказывает на меня и мою психику такое давление, что я просто не могу не втюхаться, тем более что я вообще не понимаю, что происходит что-то противоестественное. И я сразу же с самого начала самостоятельной жизни становлюсь любовником и слугой той, кто вырастил меня под себя, спланировав это, когда ей было четырнадцать, а меня ещё не было на свете. И это никак не изменить, потому что вся моя суть была целенаправлена заточена под то, чтобы преклоняться перед этой конкретной женщиной.
Опять магический мир. В таверне ко мне подходит милейшая девушка и просит сходить за неким предметом в слегка удалённое подземелье. Она тонко намекает на самую сладкую награду, и я иду. Когда я прихожу туда, я понимаю, что это просто пещерка: десять метров вперёд, поворот, десять метров в обратную сторону, тупик с двумя отверстиями. Я поочередно просовываю туда руки и понимаю, что туда можно просунуть руку по плечо, и на конце тоннеля есть ручка, которую можно повернуть, но она тут же возвращается в изначальное положение. Я просовываю обе руки и поворачиваю ручки, и тогда в мгновение ока мои руки оказываются в тисках, а потом их ещё зажимает баллонами со сжатым воздухом. Пока я дёргаюсь, пытаясь вытянуть руки, механические лапки находят мои пальцы, вцепляются в них и разводят в разные стороны — с растопыренными пальцами я не мог бы даже сделать пассы, если бы умел колдовать.Я понимаю, что меня держит крепко. Я не могу уйти. Я не могу даже дождаться, пока руки отсохнут, потому что механизм сделан очень качественно и кровообращение невозможно нарушить. Моих криков о помощи никто не услышит, все звуки остаются в пещере. И следующие часы мне остаётся гадать, что это такое было. Может быть, меня, тёплого и живого, скоро съедят. Может быть, девушка сама придёт и вытянет из меня душу. А может, я просто погибну от жажды на радость садистке.
Вкину сюда фрагмент поморского сказа, который меня в мои десять–двенадцать сильно впечатлил. Я тогда мечтал быть на месте Романушка, да и сейчас иногда подумываю. Вообще, классный писатель Борис Шергин, и хорошо, что у нас дома была его книжка. Целый мир северян записал и обнародовал без купюр — это чувствуется, когда кругом ложь, границы на пустом месте и привычная, обыкновенная рашка-пидорашка.У отца, у матери был сынок Романушко и дочка — девка Восьмуха. Романушко — желанное дитятко, его хоть в воду пошли. А у Восьмухи руки загребущие, глаза завидущие.Пришло красное лето. Кругом деревни лежат белые оленьи мхи. родятся ягодки красные и синие. Стали брат с сестрой на мох ходить, ягодки брать.Матка им говорит однажды:— Тятенька из-за моря поясок привез атласный лазорева цвету. Кто сегодня больше ягод принесет, тому и пояс.Пришли ребята на мох, берут ягоду-морошку. Брателко все в коробок да в коробок, а сеструха все в рот да в рот.В полдни стало жарко, солнечно.У Романушки ягод класть некуда, а у Восьмухи две морошины в коробу катаются и те мелки и зелены.Она и сдумала думку и говорит:— Братец, солнце уж на обеднике! Ляг ко мне на колени, я тебе головушку частым гребешком буду учесывать.Романушко привалился к сестре в колени. И только у него глазки сошлись, она нанесла нож да и ткнула ему в белое горлышко... И не пуховую постелю постилает, не атласным одеялом одевает, — положила брателка в болотную жемь, укутала, укрыла белым мохом. Братневы ягодки себе высыпала. Домой пришла, ягоды явила:— Без расклонки брала, выдать мне-ка атласный пояс!— Романушко где-ка?— Заблудился. Его лесной царь увел.Люди в лес побежали, Романушку заискали, в колокол зазвонили... Романушко не услышал, на звон колокольный не вышел. Только стала над ним на болотце расти кудрявая рябина.
>>1781Кстати, только что заметил: слово Романушко чуднó склоняется. По-моему, оно должно изменяться так же, как слова «окно» и «Вильно», но в тексте мы видим другое.
>>1781>сеструха все в рот да в рот>у Восьмухи две морошиныМалая ещё, но понимает что куда.>Братневы ягодки себеНу и в чём она не права?Всё правильно сделала, так их, хуеносцев проклятых!Настоящая феминистка, поморушка.В книге-то ни слова, что Романушко делал с Восьмухой долгими зимними вечерами? А она терпела-терпела, да не затерпела! Дождалась своего часа!Братневы ягодки — эт яиченьки его, усекла да забрала себе, высушит да оберег сделает, от лихих тятенек.Эх, время-то непростое было...Пока поморы превозмогали, хохлы жировали и дань собирали, нелюди!Так что Владим Владимыч всё правильно делает!Историческая справедливость, пидор!Я б вообще поморам дал полную автономию и независимость от Чечни, хватит кормить Кавказ!
Я учусь в университете. Я знакомлюсь с девушкой с психфака — потом я осознаю, что на самом деле это она со мной познакомилась. Она же склонила меня помочь ей практиковать гипноз — я согласился, интересно же. Оказывается, меня очень легко погрузить в транс. Моё тело спит, моё бессознательное принимает многие вещи, но мой беспокойный разум всё ещё пытается понять, что происходит на самом деле. И после пары пробных сеансов он регистрирует страшное. Коварная подруга начинает издалека, рассказывает, что я здоровый юноша и хочу ебаться. Я осознаю, что эти разговоры неспроста, но чувствую, как легко они залегают в бессознательное — ведь это правда. Я сижу парализованный сном, пока мне дают установку: если я такой похотливый, я возьму и вылижу первую встречную, без слов, и не отпущу, пока не выжму из неё оргазм. Щелчок пальцами, я распахиваю глаза. Подруга смотрит в моё лицо, полное ужаса, подмигивает, говорит: удачи не пасть, герой, — и выходит из аудитории.Во мне поднимается небывалая похоть, я чувствую, что не могу говорить, не могу позвонить кому-то по телефону. Я думаю о том, чтобы незаметно выйти из университета и прокрасться к себе на квартиру — я не замечаю, что мой похотливый ум отбросил очевидную мысль остаться в этой аудитории до утра, постаравшись уснуть, и надеяться, что к утру внушение ослабнет. Но пока чувственная часть мозга предлагает безумные планы, чтобы я всё-таки попался и накинулся на кого-нибудь, совесть и стыд вынуждают как-то адаптировать детали этого плана, чтобы он всё-таки сработал на успех, а не на провал. Сейчас вечер, людей в здании не так уж и много. На выходе стоит охранник, но он мужчина, мужчины безопасны. (На секунду я представляю, как залезаю в будку к охраннику и вытягиваю у него из ширинки длинный ароматный пенис, и нехорошо усмехаюсь.) Но тут ходят и девушки, причём как студентки, так и преподаватели. Я выхожу в коридор и начинаю идти по сложному маршруту. Я сторонюсь спортивных корпусов, чтобы на меня не вылетела внезапно какая-нибудь бегущая девчушка, предпочитая офисные. Пару раз я слышу открывающиеся двери и стук каблуков офисных леди, и бегу в другие коридоры, пока они не показались мне. Я петляю по местам, где коридоры много ветвятся, рассчитывая на то, что в случае чего мне будет где скрыться. Параллельно я думаю о том, что мне грозит, и это постепенно переходит в фантазийные размышления о том, кому бы мне было удобно отдаться. Мой декан — умная и взвешенная женщина, она поймёт, а тут неподалёку как раз деканат. Или какая-нибудь знакомая студентка? Но какая? Размышления прерывает открывшаяся прямо передо мной дверь аудитории, из которой выходит миниатюрная девушка-тихоня. Мы с ней не общаемся, но я знаю, что она с моего потока. Я понимаю, что мои дурные глаза только что увидели девушку, и я погиб.Мне хватает сил затащить её обратно в аудиторию, закрыть дверь на ключ и усадить тихоню на стул. Я падаю на колени, стягиваю с неё трусы и приникаю к её раковине. Девушка наконец-то сбрасывает растерянность и начинает тихо просить этого не делать. Она толкает мою голову у себя под юбкой прочь, но её руки слишком слабые и непослушные. А я работаю языком, как никогда. Мне хочется закончить это злодеяние поскорее, поэтому я кладу руки ей на ягодицы и массирую — я где-то читал, что от этого женщинам приливает кровь в малый таз, и они легче кончают. Вскоре она даже мокреет, её руки безвольно лежат у меня на голове. Я чувствую, как бёдра сжимаются вокруг моей головы, она тихо пищит: нет... нет... нет... а потом её КОЛОТИТ. Я вырываюсь из-под юбки и лёжа на полу смотрю снизу вверх на измученное лицо и тело, бьющееся в конвульсиях. Она успокаивается, и я тоже понимаю, что всё в порядке, и только тогда я вспоминаю, что у меня сейчас жёсткий стояк. Этот факт почему-то возвращает меня на землю (может, потому, что эрегированный член тяжёлый и обуздан тканью штанов?), и я начинаю думать, что же будет дальше. Пока она не оправилась и никуда не бежит, а потом? Объясниться перед ней? А если она не хочет меня видеть и убежит? Значит, нужно выдернуть из двери ключ? А какое впечатление на неё произведёт такой плен до того, как я ей объясню? Мысли крутятся в моей голове, когда она подходит, мягко берёт меня за плечи и шепчет: сделай так ещё раз, пожалуйста. Я облегчённо вздыхаю: у неё есть требования, значит, мне есть что выполнять.
>>1785Она ведёт меня к диванчику, который, оказывается, тоже есть в этой комнате, полуложится на него, а я снова залезаю ей под юбку. Уже там мне в голову начинают лезть мысли: она спровоцировала меня, чтобы снять компромат, у неё наверняка в руках телефон, или в этом углу аудитории смотрит камера видеонаблюдения, она в первый раз растерялась, а сейчас намеренно повторяет, чтобы было что предъявить. На фоне этих мыслей я не сразу замечаю, что она прижала мою голову руками и через пару минут относительно громко стонет, вымазывая моё лицо своею насквозь мокрой промежностью. На моей шее скрещиваются её ноги — она неожиданно сильная для своего субтильного телосложения, но мне почему-то только приятно, когда она выкручивает мне шею в пылу оргазма. Я выползаю из-под юбки, смотрю — телефона в руках нету, камер по углам не видно. Значит, это всё было искренне. Я поправляю одежду, ерошу слипшиеся волосы и решаю, что моей неожиданной любимой тоже надо помочь. Я спрашиваю имя. «Лина». Тебя проводить, Лина? «Нет, я хочу побыть в одиночестве. Мне теперь есть что обдумать», — усмехается она. Я с такой же улыбкой как бы в шутку прошу не сдавать меня и обещаю потом всё объяснить. Мы расстаёмся.Я выхожу из аудитории свободный и иду прямо к выходу из здания. Член полон крови, но я слишком устал, чтобы дёргать его, не дойдя домой до кровати. На проходной мне навстречу выскакивает одногруппница Лена и молча хватает за руку. Я не понимаю, зачем эта навязчивая девушка так делает — я ей уже говорил, что она мне не нужна, могла бы что-нибудь сказать хотя бы. Она недоуменно смотрит в моё недоуменное лицо, а потом принюхивается. Я вспоминаю, что забыл умыться от соков Лины, одновременно мой взгляд падает на новенькую фотокамеру у Лены на поясе, и открытую у неё за спиной дверь подсобки — в памяти всплывает слово «компромат». Лена понимает, что меня уже освободила какая-то другая девушка, и уходит злая, бубня под нос «я же говорила, что надо его гнать прямо ко мне, а не играть в игры, ёбаная клоунесса». Я ухожу домой, дрочу в кроватке и сладко засыпаю, а на следующий день Лина подходит ко мне и признаётся, что её тело больше не может жить без моей ласки. Так начинается наша дружба и любовь. С подругой с психфака я больше не стремлюсь разговаривать, и она со мной тоже, но видя нас вместе, она всегда подмигивает, и у меня внутри всё сладко сжимается.
На излёте детства я, сельский юноша, иду играть с ребятами нашего и соседних поселений в лес. Потом все расходятся, и я остаюсь наедине с девочкой, с которой у нас сложные отношения. Да, мы живём в одном поселении, да, мы остались наедине, потому что домой нам по пути, а другие наши односельчане ушли раньше. Но мы друг друга откровенно не любим — так уж получилось. Идя, мы разговариваем и в итоге опять начинаем ссориться. Мы останавливаемся на лесной поляне и ругаем друг друга, не замечая, что за нами наблюдает луговая богиня. Она открывает себя только после того, как я произношу очередную грубость, и говорит, что за это я буду жить в ногах у этой девочки. Мы поражённо смотрим друг на друга, а богиня тем временем исчезает. Домой мы идём молча. Несколько дней мы ждём чего-нибудь сверхъестественного, но ничего не происходит, и наши отношения идут в прежнее русло.Проходит четыре года, мы становимся взрослыми людьми, хотя всё ещё не любим друг друга. Мы, как и все остальные, убираем пшеницу под палящим солнцем. И однажды в разгар солнечного дня я внезапно чувствую особенный удар сердца — время пришло, сердце его только что отсчитало. Во мне запускается старое проклятие. Я чувствую непреодолимое давление, ноги несут меня к этой девушке, которая работает тут же недалеко. Завидев меня, она не понимает, в чём дело, и совершенно не готова к тому, что невидимая сила бросит меня ей в подол, и я влечу туда так быстро, что юбка порвётся. Круг, в котором я могу находиться, диаметром меньше метра, и когда мы в панике пытаемся друг от друга отстраниться, это приводит лишь к тому, что я своими щетинистыми щеками трусь об её гладкие литые бёдра. И тут она вспоминает, что нас прокляла богиня. Она замирает, смотрит, как я всё ещё пытаюсь вырваться, натирая своим лицом её чувствительные бёдра, и торжествующе говорит: ну вот и свершилось. И я тоже вспоминаю. Несмотря на то, что она меня не любит, её тело ещё как отозвалось на эту возню, да и унизить меня ей приятно. Она глядит сверху вниз на моё лицо, охваченное ужасом, берёт меня двумя руками за голову и притягивает к своему источнику. Я пытаюсь вырваться, но круг вокруг моей ненавистницы сужается ещё больше, и я чувствую, как в мой подбородок снизу что-то упирается, не давая мне его опустить. Я начинаю лизать ей клитор, и она оседает в пшеницу. Теперь мы оба лежим, и я ей лижу. Я уже и сам возбудился и не хочу отрываться. Но когда она оргазмирует, сладкое заканчивается — на её похотливый крик сбегаются односельчане и видят в высокой пшенице довольную её и меня, явно только что оторвавшего своё лицо от женского начала, грязного и табуированного. Я гляжу на них, весь перепачканный её соком, и понимаю, что жизнь уже не будет прежней.На совете старейшин, куда позвали также нас двоих и свидетелей нашей близости, опытным путём выясняется, что в результате проклятия я заперт в круге, радиус которого — чуть больше расстояния её вытянутой руки, а ещё я не могу поднять голову выше её пояса — если она садится или ложится, меня автоматически тянет вниз. Старейшины качают головой, упрекают нас, что мы не сказали о проклятии раньше. Когда мы были детьми, можно было бы особым ритуалом настроить моё сердце так, чтобы таймер на моём веку не сработал, а теперь я уже взрослый, и моё сердце закрыто для такого воздействия, да и программа уже запустилась, её действие не обернуть вспять. Никто из нас не виноват, но моя жизнь сломана. Я не могу заниматься традиционным трудом, который полагается мужчине моих сил, и за это меня не могут уважать. Кроме того, после того, как я лизал, меня считают грязным, духовно испорченным юношей, с которым общаться так же опасно, как трогать гниющего покойника.
>>1787Я остаюсь в полном одиночестве. Со мной только эта девушка, которая меня не любит. Моя жизнь начинает полностью зависеть от неё. Хотя старейшины и приказали ей меня минимально кормить, поить и я вряд ли умру с голоду, я постоянно думаю о том, что теперь я ем и пью с её рук, и начинаю невольно фантазировать, что будет, если она откажет мне в пище и воде. Фантазии эти быстро становятся глубоко сексуализированными — а как может быть иначе, когда у меня перед глазами постоянно женские бёдра, а когда мы спим, я часто неосознанно прижимаюсь к ним лицом и кладу руки, и так мы просыпаемся, хотя она и просит меня не касаться её. Когда она идёт работать в поле, я вроде как тоже выполняю какую-то работу, но сгорбленный или на коленях я быстро устаю, ложусь и любуюсь ею. Очень быстро я понимаю, что у меня нет никаких сил терпеть, и однажды, когда мы остаёмся вдвоём в поле и никто не услышит нас издалека, я начинаю её домогаться. Она поначалу сопротивляется, но я прилагаю все усилия, и она таки даёт мне снова себя удовлетворить. Выясняется, что она легка на подъём, и завалить её несложно.Несмотря на межличностные тёрки, мы привязываемся друг к другу сначала похотью, а потом и по-человечески. Она становится единственным человеком, который меня принимает, и моим спасением от социальной депривации. Да и я тоже спасаю её — ведь она тоже скована мною. Как она пойдёт на девичьи посиделки с грязным юношей в ногах? Она и на ткацкие работы приходит, только надев просторную юбку, под которой я прячусь, чтобы никого не смущать. Но озабоченный я начинаю оглаживать ей бёдра под юбкой, и ей это очень быстро становится интереснее, чем болтать в это же время с подругами. Со временем мы испытываем разные виды секса, возможные в нашем положении. Я лижу ей, она дрочит мне загрубелыми крестьянскими ногами, сминая или хватая головку пальцами ног. Потом выясняется, что голову я выше пояса поднять не могу, а вот ноги можно — и нам сразу же открывается поза 69. А потом мы осиливаем и коитус — для этого мне приходится головой лечь на её стопы, и тогда я дотягиваюсь членом до её влагалища. Я обхватываю её щиколотки, вжимая стопы себе в лицо, пока она вжимает мои бёдра, чтобы мне было проще делать фрикции. Мы стараемся не злоупотреблять коитусом, хотя и очень хочется — если неудобную позу ещё можно перетерпеть, то вот рожать детей в нашем положении никак нельзя. Вот мы и милуемся в своё удовольствие, и иногда я протягиваю руки и мну её бесполезные груди, в которых никогда не будет молока.Односельчане время от времени застукивают нас в поле за всеми этими занятиями и ещё больше убеждаются, что я грязный юноша и могу нравиться только грязной девушке. Но нам уже всё равно. Минимальная связь с обществом поддерживается через неё, но в основном нам нужны только мы. Я счастлив жить у неё в ногах и особенно между ног, а она признаёт, что без проклятия в жизни бы не испытала такой радости. И я готов прожить с ней до старости, и если она умрёт первой, я буду готов лечь с ней в могилу, если наша связь не оборвётся.
Или вот ещё фантазия про магический мир. Решающий бой нашей команды авантюристов с группой других авантюристов. Я готовлюсь к битве: планируется, что я буду бороться с девушкой из стана врага. Как будто бы просто, девушка не показывает никаких особых навыков, думаю я. Как же я ошибаюсь! Мы сходимся, и на расстоянии пары десятков метров она просто раскрывает объятия и на глазах у всех остальных кричит: обнимашки! Я не задумываясь бросаю оружие и кидаюсь к ней в мягкие объятия. Она что-то сделала со мной, чтобы я так реагировал. Может быть, она прямо сейчас управляет моим разумом при помощи колдовства, может, она сделала внушение на прошлых привалах или в городе, ещё тогда заманив меня подальше от моих напарников, тайно перенастроила мой разум.Так или иначе, я не могу побороть желание вжиматься в неё как можно сильнее, касаться её тела как можно большей площадью поверхности кожи. Мы просто стоим на месте, она меня держит и поглаживает, я не могу оторваться и только смотрю, как моих товарищей рвут. Любые попытки исхитриться приводят лишь к тому, что девушка усиливает давление. Я пытаюсь что-то кричать своим напарникам — противница затыкает мне рот поцелуем, а губы гораздо чувствительнее тела. В какой-то момент я понимаю, что вяло вырываюсь уже главным образом для того, чтобы спровоцировать девушку применить самые суровые эротические меры. Я бы искренне хотел, чтобы она спустила с меня портки и на глазах у всех погрузила мой росток в свою влажную почву. Я хочу давать семена прямо на глазах у всех, мокро и с обоюдными стонами. Но мои товарищи неожиданно побеждают, и девушка отпускает меня, сказав, что я своим сопротивлением почти убедил её меня взять — и убегает. И после этого ещё много недель я мечтаю о близости с ней, никто и ничто не способно меня утешить.
Я приезжаю в деревню. Там я знакомлюсь с местными девушками. Они тянут меня к себе весельем и простодушием. Я начинаю активно заигрывать. В процессе игры меня уводят в лес. Меня прижимают к стволу дерева и привязывают веревкой. Всё происходящее как будто бы очень весело и светло, все разделяют веселье, и я даю себя связать. Возбуждённый я часто и полной грудью вдыхаю свежий прохладный воздух, пока по моему телу вдоль узлов шарят много маленьких рук. Но вот я полностью пленён. И вдруг оказывается, что девушки веселились, потому что заманивали меня в ловушку.Они спускают с меня штаны и уходят, смеясь. Им показалось, что я пытаюсь их обмануть и навязать близость не на равных, думаю, что они слишком простодушны, поэтому они решили таким образом мне отомстить. Впереди у меня целая ночь. Мне очень страшно — что будет утром, скоро ли меня найдут, не съедят ли меня дикие звери, как отреагирует тот, кто меня найдёт. К счастью, утром мимо проходит местная жительница постарше, которая с пониманием относится к произошедшему, даже несмотря на то, что она наткнулась на меня, пока я был с голым хуем — за ночь я так и не смог натянуть спущенные штаны без рук. У меня ещё и привстал, пока она срезала верёвки (меня спасает женщина!), и я заметил, как она смотрит на мой восставший орган с лёгкой укоризной.Потом я возвращаюсь в деревню и наедине разговариваю с Линой, одной из вчерашних девушек — мягкой, доброжелательной, контактной. Она мне всё объясняет, а я говорю ей, что я просто самозабвенно играл, ни о чём не думал, и вообще-то хотел бы, чтобы мои партнёрши были счастливы, и был бы готов выполнять любые их просьбы, учитывать любые их нужды, о которых они только скажут, и никого не эксплуатировать. Лина всё понимает и притягивает меня в свои объятия. Мы с ней долго нежимся, ласкаемся, а потом сливаемся на несколько минут. Что ж, я не зря мучился, привязанный всю ночь к дереву.
Опять лесная богиня — что поделать, видимо, лес из опасных сред мне привычнее всего. Я встречаю её в лесу, она меня соблазняет. Мне с ней так хорошо, что когда она требует поклясться ей в верности, я делаю это не задумываясь, не думая даже о том, буду ли я верен на самом деле. Но клятвы богиням сложно нарушить, потому что они умеют обеспечивать их исполнение. Она прячет мои половые органы в своём мире. Мой член, яички, простата всё ещё остаются частями моего тела, через них без проблем течёт кровь, им это даже на пользу, потому что в другом мире они, как и ничто другое, не стареют и не дряхлеют. Но из нашего мира к ним больше нет прямого доступа. Я не могу сам себя подёргать, не могу войти ни в какую человеческую девушку — между ног я вижу только гладкую кожу, как у куклы. И только богиня при эпизодических встречах с ней может достать мои органы из складок реальности и взять меня.Встречи не такие частые, как мне хотелось бы, а отношения с богиней сложные — если я с ней не лажу, она приходит на встречи ещё реже. У меня часто ломит низ живота, меня мучают эротические сны, которые не кончаются разрядкой — поллюции почему-то тоже заблокированы. Я становлюсь сексуально и эмоционально зависим от потусторонней сущности — по сути бессердечной и холодной женщины, которую я бы кинул, если бы она не была единственной, кто может меня приласкать, и от выдерживания похоти (а также потому, что она безумно красива и обладает идеальным женственным телом) это невероятно приятно. С возрастом я не теряю красоту и силу, потому что моя мужественность не стареет, и легко справляюсь с любыми бытовыми задачами, внушая уважение жителям общины. Но за спиной хихикают — ведь я так и не женился, а значит, что-то не так. Правду знает только деревенская давалка, которая уж очень активно добивалась меня и ощупала мою кукольную промежность несмотря на мои возражения — узнав историю, на один вечер присмирела и даже посочувствовала.И вот так вот я работаю в поле на автомате, как живой покойник, потом бегу в лес, где мне доступны радости жизни, потом опять и опять, и это продолжается до сотни лет — богиня позаботилась о том, чтобы взять от меня как можно больше. Я был бы рад взять в жёны ту живую, тёплую, сочувствующую давалку несмотря на все косые взгляды и умереть в пятьдесят, но кто меня спрашивает.Капча ТИХОН
Хотеть? Хотеть.
Меня заманивает к себе домой новая знакомая. Я не знаю, что она на самом деле обладает способностью манипулировать тканью этого мира, пускай и ограниченно. А ещё я не в курсе, что она хочет себе слугу. Поэтому я пью из её рук и сильно удивляюсь, когда просыпаюсь привязанным к кровати. Распотрошив мою сумку, она находит документы. Она гладит фотографию, буквы в паспорте расплываются, и я чувствую, что память обо мне уходит из вселенной. Меня больше никто не помнит, никто не знает, что я здесь, я больше не друг своим друзьям и не сын своим родителям, меня никто не спасёт. Потом она подходит ко мне, правую руку кладёт на гениталии, а левой плавно оглаживает всё тело. Я чувствую, как она втирает мои органы в тело, и понимаю, что на месте мужских причиндалов образуются женские, да и в целом мужские признаки исчезают. Она развязывает меня, я пытаюсь сбежать из дома, и она с успехом испытывает на мне физическую силу — я стал очень миниатюрной девушкой почти без мышечной массы, и она легко может меня догнать и пересилить. Сразу после этого оказывается, что я стал совсем тонкокожим — пленительница незначительным воздействием вызывает у меня болевой шок. К счастью, она готова к такому повороту событий и парой инъекций из аптечки заставляет моё тело жить дальше.Она закидывает меня в отдельную жилую комнату и оставляет отдыхать, закрыв на замок. Так я провожу у неё первую ночь, оправляясь от нервного потрясения и шокового состояния, будучи запертым в чужом доме и женском теле, всеми забытым. А наутро она приходит ко мне с вкусным завтраком на подносе. Дав мне насытиться, она с ухмылкой сообщает, что скоро это я буду подносить ей еду и буду делать это добровольно. Она заваливает меня в постель и ласкает. Несмотря на весь ужас ситуации, я испытываю колоссальное наслаждение. Моё новое тело очень чувствительно, и рассудок за считанные часы начинает ему соответствовать. После дня любви я понимаю, что жизнь уже точно не будет прежней и я не смогу сбежать от госпожи, которая дарит мне такое сильное плотское наслаждение, не смогу жить один, наладить новые связи и самостоятельно себя обеспечивать — слишком мучительно будет оторваться от неё. И так спустя месяцы служения и ночей сладких наград я начинаю забывать, что когда-то был независимым мужчиной с конкретными амбициями. Теперь я просто маленькая хрупкая прислужница без прошлого и всяких собственных устремлений, которая крепко сидит на крючке похоти.
Я влиятельный человек, и государство хочет меня подчинить. Службы узнали, что я падок на женщин, и пытаются управлять мною через одну влюблённую в меня глупышку. И мне она тоже нравится, но я понимаю, что они ею управляют, и я сдерживаюсь и не привязываюсь. Агенты, две сексапильные девушки, склоняют мою любовь к отчаянному поступку: меня похищают и увозят к ней домой.В подвале меня раздевают, привязывают и начинают стимулировать — по обрывкам фраз я понимаю, что для них главное добыть моё семя, чтобы моя любовь понесла дитя и я был вынужден его растить вместе с ней (подразумевается, что алименты будут неподъёмными) и так стерплюсь и слюблюсь. Я знаю, что меня достаточно сложно довести до оргазма, и надеюсь, что в этой напряжённой ситуации мой организм не среагирует. Но они в совершенстве знают мою похотливую натуру, идеально подбирают методы и стимулы, и я не способен сдержаться, когда мой член доит крепкая рука атлетичной богини, пока моя любовь наблюдает за этим, покусывая губки от нетерпения. Я напрягаю все мышцы, чтобы задержать семя, но когда второй агент вжимает моё лицо себе в грудь и щиплет мой сосок, гениталии сводит сладкой судорогой, и я с дрожью изливаюсь в стакан. Пока девушка, прижимавшая меня к груди, держит меня в объятиях и гладит по голове, как бы успокаивая, та, кто меня выжал, быстро заряжает моё семя жизни в специальную машину для доставки его в самое чрево моей простачки, и на моих глазах происходит зачатие.Меня отпускают, а когда я возвращаюсь на это место с отрядом, чтобы вынудить мою любовь вытравить дитя, оказывается, что моя любовь куда-то исчезла. А через девять месяцев она объявляется и счастливо сообщает, что вот-вот родит от меня пятерню близнецов. Вот так влип. Тут уже не отвяжешься.
Мне относительно мало лет, я живу на селе. Дети начинают пропадать один за другим. Старейшина полагает, что за детьми вечером приходит особая богиня, которая ест детей. Родители наказывают мне и всем моим братьям и сёстрам не ходить на улицу после захода солнца. Однажды я просыпаюсь поздним вечером и понимаю, что моя любимая сестра куда-то ушла. Я выхожу на улицу и в углу двора рядом с туалетом вижу страшную картину: моя сестра самозабвенно обнимается с высокой красивой женщиной. Женщина очень красивая и очень ласковая, у неё длинные белые пальцы, которыми она чешет мою сестру за ухом, ерошит ей волосы, на ней надеты роскошные платья из мягкой шелковой ткани.Моя сестра не хотела этого, она разумно боялась погибнуть, но богиня навела на неё острый позыв по-маленькому, а когда сестра вышла на улицу и пошла до туалета, она её сцапала и начала тискать. Теперь моя сестра не может оторваться, а сделать это надо — вжимаясь и втирая себя в тело богини, она тает как свечка прямо на моих глазах. Я вижу это с порога дома. Я должен что-то предпринять — выхватить сестру из объятий, позвать на помощь, но вместо этого я просто смотрю как завороженный. Богиня замечает меня и холодно, но мягко усмехается. Через несколько минут от моей сестры не остаётся даже одежды, и богиня манит меня своими длинными пальцами. Я бездумно иду к ней, она прижимает меня к себе, и я становлюсь следующей жертвой. Богиня такая тёплая, такая мягкая и так хорошо пахнет, что я сразу же забываю обо всём и вскоре так же быстро исчезаю. А наутро дом огласит пронзительный крик нашей матери. Богиня забрала сразу двоих детей...
Я опять же значимый человек, и вражеское государство ставит задачу меня похитить и заключить. Для этого отправляют девушку с уникальной способностью — возвращать других людей во времени. Она пробирается в мой дом, где я более-менее под надзором, и когда я выхожу из спальни в коридор, она прижимает меня к стене, наложением пальцев на губы заставляет меня забыть речь, а потом гладит меня по голове, от чего я возвращаюсь в младенчество, становлюсь маленьким и беспомощным. Она легко выносит моё маленькое тельце из дома и садится на поезд, а для того, чтобы я поменьше привлекал внимание криком, она успокаивает меня, давая мне грудь.Однако со временем действие этой силы рассеивается, и я начинаю стремительно взрослеть. Ей приходится время от времени делать пересадки, чтобы попутчики ничего не заподозрили, но этого мало. Я смутно понимаю, что меня увозят против моей воли, поэтому для каждого нового возраста у неё припасена очередная манипуляция, чтобы я следовал за ней и не просил помощи у окружающих. Четырёхлетнего меня ей достаточно просто приласкать, погладить по голове, обнять, поцеловать в щеку или в макушку, и я расслабляюсь и замолкаю. Десятилетку приходится уже переговаривать словами, но заранее заготовленные потоки хитростей и обманов легко пересиливают моё беспокойство и доводы. А вот когда я становлюсь ещё постарше, меня уже не обмануть. Но я уже достиг возраста согласия, поэтому меня можно привязать похотью, выходить со мной в тамбур и ублажать меня — от такой радости я начисто потеряю волю. Так постепенно мы доезжаем до пункта назначения. К тому моменту, как я окончательно прихожу в себя, я уже нахожусь в темнице крепко закованный в кандалы.
Знаешь, что было бы круто? Нонконс, который обязательно закончится хорошо. Причём я могу этого не знать. Вариант фантазии: я выпрашиваю у богини сексуальное счастье. Она обещает утопить меня в похоти без моего согласия, но говорит, что будет со мной присматривать и проследит за последствиями. Я соглашаюсь, она щёлкает пальцами, и я тут же забываю об этом разговоре, о своём согласии и о том, что мне ничего не грозит. В тот же день меня похищают девушки, по-настоящему. Они намерены меня эксплуатировать, интенсивно и без оглядки на мои нужды и просьбы. Моё тело истязают ради садизма и в ходе экспериментов, базовые потребности типа еды и питья удовлетворяют произвольно, заставляют оказывать секс-услуги невыносимо долго и без перерывов, отрезают от мира. В течение многих лет я ублажаю их, много десятков раз нахожусь на волоске от смерти, но всегда спасаюсь. Ещё больше раз я вот-вот получу тяжелейшую психологическую травму, но почему-то всегда не получается: то хозяйка вдруг случайно проявит нежность и заботу после того, как жестоко выжмет все мои соки, то моя собственная память подложит правильные воспоминания в момент переживания, и я сравнительно легко перерабатываю его, то меня спасает какая-то мысль, на которую меня наводят мои хозяйки, случайно обронив какое-то определённое слово или фразу. Это не мягкость режима содержания, это именно что череда смертельных опасностей, в которых мне сотни раз подряд выпадает спасбросок, и я это чувствую, я понимаю, что я живу на пределе своих возможностей, потому что чувствую общую атмосферу и постоянно получаю относительно легкие травмы. Самое главное, что я не знаю, может ли это так продолжаться или я завтра вдруг случайно умру или стану пустой оболочкой. Я не могу прогнозировать степень своего везения, потому что не могу оценить, насколько фантастически мне везло до сих пор, и заметить резкую неправильность. Поэтому я всегда в подвешенном эмоциональном состоянии, в страхе и тревоге. Но благодаря именно НАСТОЛЬКО тяжёлым условиям, а также вмешательству богини в вероятность событий, я постоянно вхожу в сильнейшие сабспейсы, и мой мозг испытывает безумные гормональные приливы, счастье от которых не утихает и нивелирует многие влияния отрицательных чувств.Спустя пять с лишним лет само моё тело начинает усыхать от дурного обращения, и тогда богиня приходит ко мне в темницу и возвращает мне память о моём согласии. Я называю её сволочью, но признаю, что этот опыт меня осчастливил. Богиня вытаскивает меня из плена, и я возвращаюсь к обычной жизни. Впрочем, о сексе я не думаю ещё очень много месяцев.
Знакомая, которая меня сильно влечёт, носит платье. Однажды я умоляю её позволить мне залезть к ней под платье и потискаться. Она ухмыляется, но разрешает. Я залезаю под подол и протискиваюсь вдоль её тела. Ткань очень тесно прижимает её ко мне, и это рай. Я чувствую голым телом и груди, и бёдра, которые тоже голые. Но внезапно девушка легко выскальзывает из платья, после чего оно вдруг стягивается на мне, а потом стремительно врастает в мою кожу. Я пытаюсь отодрать его, но самый нижний его слой действительно стал продолжением моей кожи, да и отдельные верхние кружева уходят в него.Я молю девушку вернуть мне моё тело, после чего она ставит мне условие: вернёт, если в таком виде прогуляюсь среди людей. Она, конечно, помогает мне замаскироваться: наносит макияж, укладывает волосы. После чего мы с ней идём под руку на уличное праздничное гуляние. Там все явно восхищены нашей красотой, кто-то даже пытается познакомиться со мной в надежде сблизиться со мною как с девушкой, но моя любимая всех отваживает, пока я смущенно молчу. Я иду весьма растерянно, и голова идёт кругом ещё больше, когда любимая при каждом удобном моменте, когда мы хоть немного скрыты на этом мероприятии от чужих глаз, мацает меня за окорочка и даже за член, который единственный остался моим собственным, а не оброс кружевами. Когда поздним вечером мы приходим домой, любимая приобнимает меня, дрочит, и платье слезает с меня вместе с кожей, открывая новую кожу. После того, как с её помощью я стягиваю его, на меня накатывают слёзы. Но любимая притягивает меня в объятия, говорит, что можем как-нибудь повторить всё сегодняшнее, и мне почему-то становится легче.
